- Милая, меня не казнят. Москва не сдаст. Кроме того, вспомни, что я рассказывал тебе, - крепко обняв жену, прошептал он.
Серые глаза его светились озорным смехом. Ничего так гипнотически на нее не действовало, как эти глаза. Она им верила больше, чем какой-то мифической Москве её большевикам и мерзкому начальнику тюрьмы, прошипевшему: “Иди, прощайся с мужем...”
И еще она верила в то, что с Рихардом произошло в детстве.
...Однажды на бакинских промыслах близ Сабунчей, прямо посреди вышек люди увидели цыганские шатры. “Пришел табор... Жди убийств и воровства”, - ворчали обуянные страхом обыватели. Детям строго-настрого запрещалось не то что заговаривать, даже подходить к цыганам. И вот Рихард на спор с такими же, как и он, пятнадцатилетними сверстниками пошел к кострам грозных пришельцев. И там старая цыганка гадала ему: “Ты станешь военным, - шамкала она, - тебя дважды будут убивать, но, вопреки всему, ты жить будешь очень долго”.
...Пролетели годы. И в ночь на 20 января 1990 года по центру оледеневшего от ужаса Баку, под канонаду флотских пушек и визг трассирующих пуль шла, лязгая гусеницами, колонна танков. На их бортах мерцали красные звезды, а у башен, с автоматами наперевес - стояли бравые советские солдаты.
- Замыкающий! - раздалось в наушниках командира последней машины. - Смотри налево. Там вокруг какого-то памятника куча черножопых. Пальни по ним!
И они пальнули...
- Кто-нибудь сбегайте, гляньте - что это за надгробье, - приказал командир. - Может, заодно снесем и его.
И спрыгнул один из них. И переступив через тела убитых, засветил фонарь. И глянуло на него могильной чернотой каменное лицо незнакомца... “Благодарные земляки, - читая, кричал он в грохочущую ночь, - Герою Советского Союза Рихарду Зорге”.
По каменному челу, прошитому свинцовой строчкой пуль, стекала - как собственная - кровь вновь расстрелянного легендарного Зорге.